Как аллергия по русскому языку

Стоит ли ломать голову над вопросом о том, где ставить ударение в слове «договор» – на третьем слоге или на первом? Другое дело, например, со словами «муʹка» и «мукаʹ», «заʹмок» и «замоʹк», где от ударения зависит их значение. Другая ситуация со словами «рожкиʹ» и «роʹжки», «твороʹг» и «твоʹрог». Вариативность ударений в них уже давно узаконена в нормативных словарях. Почему бы к ним не присоединить диаду «доʹговор – договоʹр», да присовокупить к ним заодно и другие формы, до сих пор не признаваемые за литературные?
Вот как отреагировал на такую инициативу авторов современных нормативных словарей русского языка и их покровителей из Министерства образования и науки Александр Бобров: «В этом году 1 сентября – светлый День знаний превратился в день Незнайки. Именно в этот праздник Министерство образования и науки утвердило перечень словарей, которые «легализуют» доʹговоры, кофе-унисекс (среднего рода) и брачащихся с йогуʹртом. Пресса подняла шум, а вот многие филологи, как ни странно, ничего страшного в новых нормах «современного русского литературного языка при его использовании в качестве государственного» не увидели. Язык, мол, – организм живой и должен, по их мнению, изменяться (то есть деградировать?) вместе с обществом. Мол, если одна часть общества начнет вдруг упорно класть докумеʹнты не в портфеʹль, а ложить докуʹменты в поʹртфель, другой части ведомство Фуʹрсенко (или Фурсеʹнко – неважно) предложит толерантно смириться и с этим, приʹнять как данность… Зачем потребовалось разрешать разрушение норм, потворствовать неграмотности, разливающейся, как осенний паводок?
Как ни странно, на Московской книжной ярмарке восстали против этих четырех словарей грамотные журналисты, русские учителя, последние любители книги, а грубые женщины из Минобразования и картавящие дамы Института русского языка РАН (!) оборонялись, оправдывались: ну ведь говорят, часто   употребляют: какая разница    договоʹр или доʹговор? А такая, что к любой из десяти Христовых заповедей можно внести поправки на современность или добавить житейские оговорки. Но это называется ересью.
Вот как серьезно ставится вопрос! Между тем законсервировать язык в неизменном состоянии невозможно. И.А.Бодуэн де Куртенэ в свое время писал: «Нет неподвижности в языке… В языке, как и вообще в природе, все живет, все движется, все изменяется. Спокойствие, остановка, застой – явление кажущееся; это частный случай движения при условии минимальных изменений».
Вопрос об ударении в слове «договор» и о форме множественного числа от него возник не сегодня. Довольно основательно он обсуждался в 60-е гг. прошлого века еще К.И.Чуковским в его книге «Живой как жизнь». Он, в частности, писал: «Не так-то легко оказалось побороть инстинктивное отвращение к формам: инженера, договора, площадя, скоростя. Но и здесь я решил преодолеть свои личные вкусы и вдуматься во все эти слова беспристрастно». (К.И.Чуковский. Собр. соч. в шести томах. Т. 3. – М.: Художественная литература, 1966, с. 24).
Побороть инстинктивное отвращение к этим формам и им подобным К.И.Чуковскому при всем его желании не удалось. Он писал: «Так убеждал я себя, и мне казалось, что все мои доводы неотразимо логичны. Но, очевидно, одной логики мало для оценки того или иного языкового явления. Существуют другие критерии, которые сильнее всякой логики. Мы можем сколько угодно доказывать и себе, и другим, что то или иное слово и по своему смыслу, и по своей экспрессии, и по своей грамматической форме не вызывает никаких нареканий. И все же по каким-то особым причинам человек, который произнесет это слово в обществе образованных, культурных людей, скомпрометирует себя в их глазах» (там же, с. 31).
Вот как старый сказочник, в частности, писал о возможности склонять слово «пальто»: «И как бы ни были убедительны доводы, при помощи которых я пытался оправдать склоняемость слова пальто, все же едва я услыхал от одной очень милой медицинской сестры, что осенью она любит ходить без пальта, я невольно почувствовал к ней антипатию. И тут мне сделалось ясно, что, несмотря на все свои попытки защитить эту, казалось бы, совершенно законную форму, я все же в глубине души не приемлю ее. Ни под каким видом, до конца своих дней я не мог бы ни написать, ни сказать в разговоре: пальта, паль­ту или пальтом» (там же, с. 31).
Подобную ситуацию переживают лингвистически образованные люди по отношению к формам «доʹговор – договоʹр» и иже с ними. Тонкое чутье языка не позволит им принять эти формы даже под дулом пистолета.
Формы «договоʹр – договоʹры» и «доʹговор – договораʹ» делит всех людей, говорящих на русском языке, на два лагеря. Диалог между ними почти невозможен. Носителям второй диады нет никакого дела до культурно-речевых споров. Чаще всего они о них и слыхом не слыхивали. Им хоть кол на голове теши, а они как говорили всю жизнь «доʹговор» и «договораʹ», «звоʹнит», «обеспечеʹ­ние» и «кваʹртал», так и будут говорить до скончания века. Но следует ли отсюда, что кодификаторы языковых норм должны идти у них на поводу? Нет, не следует: нормативные словари должны учитывать не только статистику распространения языковых форм, но и просветительское назначение этих словарей. Кодификация форм «доʹговор» и «договораʹ» в наше время особенно неуместна. У нашего народа выработалась аллергия против реформ, которые, как правило, ни к чему доброму у нас не приводят. На этом фоне узаконивание нелитературных форм в качестве литературных воспринимается как покушение на самое святое – на наш «великий и могучий» русский язык.  

В.П. ДАНИЛЕНКО,
завкафедрой общего и классического языкознания ИГЛУ, доктор филологических наук, профессор.

Иркутск.

В.П. ДАНИЛЕНКО,
завкафедрой общего и классического языкознания ИГЛУ, доктор филологических наук, профессор.

Иркутск.

Александр Николаевич, весна в этом году поздняя. Когда ждать пика аллергии?

Александр Пампура: Первые симптомы поллиноза — чувствительности к пыльце — появились у аллергиков уже на этой неделе. Ближе к маю всплеск заболевания станет более заметен. А пик наступит, когда среднесуточная температура будет уверенно держаться на уровне 10-15 градусов тепла.

Почему возникает аллергия?

Александр Пампура: Аллергия — это сбой в работе иммунной системы, которая воспринимает некоторые вещества как опасные для организма и начинает с ними бороться. Поэтому аллергия может появиться от чего угодно. Пыль, споры грибов, шерсть животных, тополиный пух, сладости… В нашем климате из самых «популярных» аллергенов — пыльца березы, ольхи и орешника. По статистике, повышенная чувствительность к пыльце — примерно у 10-20 процентов людей. И если такую аллергию не лечить, у человека снизятся внимание, работоспособность. Доказано, что тот же сезонный ринит заметно снижает успеваемость студентов, может стать причиной аварий на дорогах.

Готовиться к весенней аллергии лучше заранее: за неделю-две начать принимать антигистаминные препараты, прописанные врачом. В разгар сезона желательно держать окна в квартире закрытыми. Каждый день проводить влажную уборку, использовать кондиционеры с новыми фильтрами. Аллергикам в период пыления стоит обходить парки и скверы стороной. А по утрам, да еще в сухую ветреную погоду, как можно меньше находиться на улице.

А медицинские маски спасают от пыльцы?

Александр Пампура: Маски не помогают: аллергены, которые скапливаются на них, могут только ухудшить состояние больного.

В каком возрасте появляется гиперчувствительность к пыльце?

Александр Пампура: Обычно первые симптомы поллиноза появляются в 12-14 лет. Но в последнее время все чаще такая гиперчувствительность возникает у 3-4-летних малышей. Почему? Появляются новые антибиотики, чистящие средства, пищевые добавки, мамы меньше кормят детей грудью… В итоге иммунная система дает сбой. Все чаще возникает так называемый «аллергический марш». Ситуация, при которой аллергические заболевания сменяют друг друга. Например, вначале у ребенка развиваются пищевая аллергия и атопический дерматит, затем аллергический ринит, бронхиальная астма. У пожилых людей плюс ко всему возрастает риск аллергии на лекарства.

30 процентов людей в мире страдают аллергией

Она самая опасная?

Александр Пампура: Лекарственная аллергия (в первую очередь на антибиотики и анестетики) может появиться неожиданно и вызвать очень тяжелую анафилактическую реакцию: сильные отеки, резкие боли, затруднение дыхания, высыпания… По статистике, анафилаксия встречается примерно у двух процентов людей. Это проблема для всего мира. Чтобы снизить риски, многие страны создают специальные регистры больных с тяжелыми аллергическими реакциями. В Москве мы тоже над этим работаем. Например, заносим в базу данные пациентов с тяжелой хронической крапивницей и высоким риском анафилактического шока.

Как узнать, на что конкретно появилась аллергия?

Александр Пампура: Самый надежный способ — пройти обследование у специалиста. Чаще всего врачи используют кожные и серологические тесты, определяющие реакцию на конкретные источники аллергенов: ту же пыльцу, шерсть животных, разные продукты. Есть и более совершенная диагностика — молекулярная. Высокотехнологичный аллергочип может выявить чувствительность сразу ко многим потенциально опасным для аллергика белкам. Метод позволяет понять, нужно ли пациенту специфическое лечение, есть ли у него риски тяжелых анафилактических реакций. Использование аллергочипа позволяет оценить риски развития тяжелых форм аллергических заболеваний. Особенно это актуально для малышей, у которых оба родители — аллергики. У таких детей аллергия проявляется в 60-80 процентах случаев. Однако пробы с помощью аллергочипа пока не входят в систему ОМС. Да и специалистов, владеющих данной методикой, явно мало. Это затрудняет диагностику и лечение.

Немало надежд возлагаем и на таргетную терапию, которая «бьет» конкретные молекулярные мишени. И конечно, на создание новых высокоэффективных безопасных вакцин, которые «научат» организм больного воспринимать частицы пыльцы как безопасные.